Как запустить экономический рост

Государство в современном постиндустриальном обществе – не «цепной пес» технического прогресса, как это было до последней трети ХХ века.

Современная экономика – это очень сложный организм, управляемый собственными имманентными законами.

Этой экономике не нужен «строгий поводок» в виде тотальной регуляции. Скорее, наоборот – дать рынку максимальную свободу означает создать баланс интересов, условия, способствующие развитию конкуренции и в то же время препятствующие монополизации.

В современном мире именно это является фактором материальной обеспеченности общества и поступательного развития институтов демократии. Если Украина встала на путь демократии, у нее нет альтернативы свободному рынку и системной либерализации участия государства в реальном секторе экономики. Просто приведу ряд показательных примеров, how it works. 

Польское чудо

Помните середину-конец 90-х – массовый «бизнес-туризм» в соседнюю Польшу за качественным ширпотребом? Так вот, это и было прямым последствием рыночного рывка нашей соседки, результатом «шоковой терапии» правительства Бальцеровича и Мазовецкого. 

Первое, что сделали поляки на переломе 80-90-х – это буквально одним росчерком пера разрешили банкротство госкомпаний, лишенных прибыльности и эффективности в условиях рынка. В нашем случае, это именно тот сектор, который «сифонит» миллиарды дотационных средств из бюджета, не говоря уже о тендерной коррупции и тотальном игнорировании принципа меритократии при назначении в топ-менеджмент. 

Следующим шагом поляки ликвидировали систему государственных банков и полностью передали контроль над ЖКХ самим же пользователям коммунальных услуг. С точки зрения команды Бальцеровича, государство не может быть субъектом коммерческих отношений – ни в управлении жилищным сектором, ни в развитии денежно-кредитных инструментов.

Этим же путем через полтора десятка лет пошла грузинская команда Кахи Бендукидзе. Тот вообще считал, что государству в государстве должна принадлежать лишь «большая королевская печать», а все остальное – собственность тех, кто делает на этом бизнес.

Украинцев этот пример, похоже, до сих пор не вдохновил. У нас и поныне функционируют госбанки с особыми преференциями от Минфина, насквозь дырявое ЖКХ, автодоры, трансгазы и прочие монополии с функциями бездонных источников для «распила» госбюджета.

У нас и поныне функционируют госбанки с особыми преференциями от Минфина, насквозь дырявое ЖКХ, автодоры, трансгазы и прочие монополии с функциями бездонных источников для «распила» госбюджета

По сути, государственные реформы в Польше касались ограничения влияния самого же государства на реальный сектор экономики – как минимум в половине всех производственных мощностей. Причем это выведение государства из капитала предприятий происходило исключительно на открытых аукционах и прозрачных приватизационных конкурсах. 

В отличие от украинцев, поляки на все сто воспользовались трансконтинентальным географическим положением своей страны. Порядка 75% лицензий на импорт были отменены одним росчерком пера. Оставшуюся часть лицензий максимально упростили. Еще более радикально технократы Бальцеровича подошли к экспортным квотам – никаких ограничений на вывоз из страны прибыли в любой форме и валюте. 

Как следствие, объем прямых иностранных инвестиций в Польшу стал расти в среднем на 15-18% в год и к 2000 году достиг $9,34 млрд. Накануне мирового финансового кризиса 2008 года этот показатель перевалил за $25 млрд. Это примерно столько же сколько Украина получила за все 25 лет независимости, хотя еще в конце 80-х по развитию реального сектора экономики мы в разы опережали социалистическую Польшу. 

По сути то, что мы наблюдаем в Украине, является зеркалом польских реформ с точностью наоборот. Мы продолжаем регулировать рынок в большинстве торгово-производственных сегментов. 

Чем все закончилось в Польше, преодолевшей «болевой шок» постсоциалистической экономики? – Во-первых, достижением дна экономической рецессии и ростом ВВП уже на второй год реформ. В 1992 году прирост ВВП составил 2,6%, в 1995 – уже 7%. С тех пор Польша не изменяла этому тренду, за исключением 2008-2011 годов. Из вечного должника страна уже в начале нулевых превратилась в респектабельного игрока глобального рынка инвестиций, имея в 2003 году уже лишь 0,8% инфляции. А главное – более $80 млрд собственных золотовалютных резервов.

Безусловно, у польского чуда были свои ключевые факторы роста. Это частный бизнес – то, что теплилось в польском сознании, несмотря на десятилетия просоветского режима. Уважение к частной собственности было чем-то вроде национальной идеи. Уже во второй половине 90-х в Польше насчитывалось порядка 3,5 млн малых и средних предприятий. Это больше, чем где-либо в Европе.

Вклад малого и среднего бизнеса (МСБ) в экономическое возрождение Польши трудно переоценить. На сегодня это почти половина национального ВВП, более $230 млрд. Малый-средний бизнес – очень чувствителен к административному контролю со стороны государства. Польское чудо было возможно лишь в условиях системной либерализации, практически полному исключению государственной нормативно-правовой цензуры в развитии этого сегмента экономики.

Для сравнения, до кризиса 2014 года в Украине вклад МСБ не превышал десятой части ВВП – всего-то $14 млрд. В этой связи польский опыт «разгосударствления» реального сектора и дерегуляции является для нас своего рода иконою: хочешь спасти страну от экономического коллапса, дать инвестиционному рынку хоть какую-то мотивацию, преврати защиту интересов МСБ в национальную идею.

И польский кейс тут не единственный в своем роде, хотя и самый близкий нам в геополитическом отношении. Из более отдаленных, хотя не менее красноречивых примером эффективности либерализации экономики я бы назвал также Чили и Сингапур. 

Горький опыт Чили

Чили имело весьма развитую экономику на начало ХХ века по меркам Южной Америки. Но с 30-х годов страна оказалась в орбите социалистических методов управления с явно популистским акцентом. К началу 70-х правление марксистов имело для страны катастрофические последствия. Падение мировых цен на цветные металлы и резкий рост цен на нефть лишь ускорили падение режима Сальвадора Альенде, дифирамбы которому так любили петь на уроках политинформации в СССР.

По сути, кабинет Альенде делал все то, против чего выступает неолиберальная экономическая теория. Национализировал частные компании и банки по одному лишь «звонку» от профсоюзов. Экспроприировал фермерские хозяйства – по сути проводил коллективизацию, в результате чего крестьяне просто забивали рогатый скот, как в СССР конца 20-х годов. В добавок, злоупотреблял политикой протекционизма, что привело к обнулению золотовалютных резервов страны и регрессу ВВП более чем на 20% в год.

К чему это привело правительство и самого Альенде, комментарии излишни. Перейду сразу к тому, с чего начал исправление ситуации последующий кабинет, собранный из технократов, известных как «чикагские парни». Они применили в Чили классическую модель экономической либерализации, в основе которой была глубокая дерегуляция и децентрализация административного контроля. 

В первую очередь была проведена приватизация практически всех компаний с государственным участием в уставном капитале. Как и в Польше 90-х, был взят курс на то, чтобы сделать из чилийцев «народ-предприниматель», мотивированный на развитие частного бизнеса, ощущающий защиту от государства своей бизнес-собственности и полный «зеленый коридор» на использование заработанных средства.

Государство, в свою очередь, полностью отказывалось от регулирования цен и тарифов на импорт и экспорт продукции, согласилось на снижение государственных затрат, влияния на монетарную политику центробанка. В целом отказалось от протекционизма и дофинансирования государственных компаний.

Если сравнить это с тем, по какому алгоритму осуществляется внутренняя экономическая политика Украины последние полтора-два десятилетия, можно понять, почему «у Чили получилось», а у нас – нет.

Что в итоге вышло у Чили? – стабильный 3%-й среднегодовой рост национального ВВП, рост экспорта на 10% и более в год, наконец – падение темпов инфляции со 190% в 1975 году до 14% в 1988-м.

Сингапурский «тигр»

Сингапурский кейс – еще более красноречивый, нежели чилийский и польский вместе взятые. Тут сочетается все: сильная вертикаль власти и тотальная либерализация госрегулирования, на которую оказалась направлена эта вертикаль. Вроде бы абсурд – государство прилагает усилия на то, чтобы избавить бизнес от государства… Но это так, и вот как оно сработало.

После провозглашения новой конституции Британского содружества наций, Сингапур получил право самостоятельно формировать свое правительство и внешнюю политику, формально оставаясь территорией ее королевского величества. Премьерское кресло занял лидер одной из местных партий – выпускник Кембриджа Ли Куан-Ю. 

Наследие, которое досталось ему от полностью депрессивной послевоенной экономики всего дальневосточного региона, было катастрофическим. ВВП на душу населения составляло порядка $300 в год. Сингапур входил в тройку беднейших стран тихоокеанского побережья Азии с наименее развитой инфраструктурой и практически нулевыми природными ресурсами.

Производство составляло менее 10% экономики. По сути, это был лишь продукт внутреннего потребления страны с населением немногим более полутора миллионов человек. Внешние инвестиции было просто некуда вкладывать. Для этого нужно было не только создать инфраструктуру, но и напрочь изменить хозяйственный быт и ментальность населения, десятилетиями строившего экономику на обслуживании британских военно-морских баз и торговых факторий.

Тут кроется главная ошибка апологетов «государственной регуляторной вертикали», которые приводят в пример экономического чуда Сингапур. Они забывают, что Сингапур не укреплял власть, а создавал ее с нуля на развалинах колониальной империи в стране с экстенсивным экономическим базисом. Для Украины пример Сингапура – это не политика Ли Куан-Ю с 1960 года, когда приходилось создавать новые отрасли производства, формировать национальный банковский сектор, а Сингапур с конца 1970-х годов, когда была поставлена цель максимально сфокусировать эти производства на запросы мирового рынка.

Так, Ли Куан-Ю на определенном этапе был убежден, что ряд свобод необходимо принести в жертву ради эффективной трансформации державы. Но при этом стоит понимать, что речь идет о переходном периоде от квазифеодального производства к постиндустриальному типу экономики, в основе которого лежит высокотехнологичный финансовый сектор и продукты интеллектуальной собственности.

Однако, как только Сингапур преодолел «точку невозврата» к докапиталистическому типу государства, выработал эффективные инструменты борьбы с коррупцией и контрабандой, экономике было предоставлено полное право на «саморегуляцию». Единственным мерилом экономической эффективности стал сам рынок свободной конкуренции и равных возможностей.

На конец 70-х годов ХХ века ВВП Сингапура вырос в 15 раз в сравнении с кризисным 1960 годом. Еще в 1966 году в стране были введены зоны свободной торговли. Чуть позднее ликвидированы все ограничения для резидентов на осуществление инвестиций в ценные бумаги и открытие валютных депозитов. К 1973 году это позволило перейти к плавающему валютному курсу и отменить все ограничения на операции с иностранной валютой. Для иностранных компаний, открывавших в Сингапуре свои бек-офисы, было внедрено упрощенное налогообложение до 10% ставки.

Что в конце концов выиграл Сингапур? – Уже в конце 70-х годов уровень безработицы достиг всего лишь 3,5%, а медианные темпы инфляции 2-2,5%. В одном из своих последних интервью Ли Куан-Ю так определил концепцию экономического чуда своей страны: «В новом мире мы должны найти свою нишу – маленькие уголки, где, несмотря на наш небольшой размер, мы смогли бы выступить в роли одинаково полезной для всего мира». Думаю, великий реформатор реализовал свой замысел в полной мере. 

Сегодня Сингапур – маленькое полуостровное государство с огромной концентрацией населения, плотность которого уступает лишь Монако. Тем не менее, этот «малыш» вот уже почти четверть века стабильно входит в десятку мировых лидеров по ВВП на душу населения и по паритетной покупательной способности. Занимает второе место в мире по роботизации и компьютеризации своей социальной и административной инфраструктуры. Не первый год лидирует в глобальном рейтинге Doing Business от Мирового банка.

Это государство с высочайшим образовательным потенциалом, что воочию отразилось на развитии финансовых и IT отраслей рынка, а также биоинженерии. Это наибольший в мире морской портовый хаб, одна из наиболее оптимальных налоговых систем мира, где суммарная ставка налога не превышает 27,1%. Лишь четыре вида товаров подлежат налогообложению при импорте. Практически все транснациональные корпорации и мировые банки считают своим долгом открыть в Сингапуре свой офис. 

Можно было бы долго перечислять то, что дает Сингапуру статус одной из наиболее развитых экономик мира, территории наилучших возможностей для бизнеса. Но тут важно осознать, что страна с населением равным по количеству Киеву осуществила свой рывок из «малярийных болот» в экономику финансовых сервисов и высоких технологий всего за три-четыре десятилетия лишь благодаря одному – либерализации административно-правовой базы, ликвидации протекционизма, снижению налогового давления на бизнес и «диктатуре» правительственной технократии.  Именно последнее позволило эффективно уничтожить то, что и в Украине является неисчерпаемым источником коррупции и политической стагнации. 

Выбор высоко-конкурентного рынка и государственной меритократии для Украины безальтернативен. Этот выбор оплачен кровью… 

Вызов для Украины

Все это – как готовый кейс для Украины. Вопрос лишь – почему так «осторожно» мы им пользуемся, что мешает нам интегрировать опыт Польши, Чили, Сингапура, Вьетнама, Эстонии и прочих творцов собственного «экономического чуда»?!

Ответ на этот нериторический вопрос демонстрирует, способна ли Украина экономически защитить собственный суверенитет. Способна ли наша экономика выдержать требования «военного времени», стать экономикой открытых возможностей, а не рингом для бизнес-интересов отдельных олигархических лобби. 

Наконец, готова ли украинская политическая нация к формированию новой элиты, считающей свободу предпринимательства наивысшей ценностью современного гражданского общества. Общества, способного делегировать во власть исключительно технократов, а не адептов кланово-административной системы – в корне совковой и в корне коррумпированной. 

Уверен, выбор высоко-конкурентного рынка и государственной меритократии для Украины безальтернативен. Этот выбор оплачен кровью наших сограждан, вышедших защитить гражданские свободы и свое право на общество без коррупции два года назад на Майдане, кровью патриотов, сдерживающих агрессора на востоке Украины во имя ее суверенитета и политического самоопределения. 

С таким парламентом украинской демократии не по пути

И если эту цену не осознают в украинском парламенте, блокируя реформы, спуская на «тормозах» законы по дерегуляции, десятки раз игнорируя голосование законов по приватизации, при этом держась всеми четырьмя за пресловутую депутатскую «неприкасаемость», то с таким парламентом украинской демократии не по пути.

http://m.biz.nv.ua/experts/pasko/kak-zapustit-ekonomicheskij-rost-102173.html